Я сидел на заднем крыльце своей лачуги, держал в правой руке
бутылку, в левой - ружье и поджидал реактивный самолет, как вдруг за
углом хижины подозрительно оживились собаки. Я наспех отхлебнул из
бутылки и неловко поднялся на ноги. Схватил метлу и обошел вокруг
дома. По тявканью я понял, что собаки загнали в угол скунса, а у
скунсов и так от реактивных самолетов поджилки трясутся, нечего им
докучать без нужды. Я перешагнул через изгородь там, где она совсем
завалилась, и выглянул из-за угла хижины. Уже смеркалось, но я
разглядел, что три собаки кружат у зарослей сирени, а четвертая,
судя по треску, продирается прямо сквозь кусты. Я знал, что, если
сразу не положу этому конец, через минуту нечем будет дышать - скунс
есть скунс. Я хотел подобраться к собакам незаметно, но то и дело
спотыкался о ржавые консервные банки и пустые бутылки и тут же дал
себе слово, что утром расчищу весь двор. Я и раньше часто собирался,
да как-то руки не доходили. Я поднял такой шум, что все собаки
удрали, кроме одной, - та завязла в кустах. Я хорошенько примерился
и с удовольствием огрел ее метлой. Надо было видеть, как она оттуда
выскочила, - тощая такая собака, шкура на ней обвисла, того и гляди,
собака из нее выпрыгнет. Собака взвыла, зарычала, вылетела, как
пробка из бутылки, и метнулась мне прямо под ноги. Я пытался
устоять, но наступил на пустую бутылку и постыдно шлепнулся на
землю. Я так расшибся, что света божьего невзвидел, а потом никак не
мог прийти в себя и подняться на ноги. Пока я приходил в себя,
из-под сиреневого куста вынырнул скунс и направился прямо ко мне. Я
стал отгонять его, но он никак не отгонялся. Он завилял хвостом,
словно встретил родную душу, подошел вплотную и с громким
мурлыканьем стал о меня тереться. Я и пальцем не двинул. Даже глазом
не моргнул. Рассудил, что если я не шелохнусь, то скунс, может, и
отстанет. Вот уже три года у меня под хижиной жили скунсы, и мы с
ними отлично ладили, но никогда не были, что называется, на короткой
ноге. Я их не трогал, они меня не трогали, и все были довольны. А
этой веселой зверюшке, как видно, втемяшилось в голову, что я ей
друг. Может, скунса распирало от благодарности за то, что я отогнал
собак. Он обошел вокруг меня, потыкался мордой, потом вскарабкался
ко мне на грудь и заглянул в лицо. И без устали мурлыкал с таким
азартом, что весь дрожал. Так он стоял на задних лапках, упершись
мне в грудь передними, заглядывал мне в лицо и мурлыкал - то тихо,
то громко, то быстро, то медленно. А сам навострил уши, будто
ожидал, что я замурлычу в ответ, и все время дружелюбно вилял
хвостом. В конце концов я протянул руку (очень осторожно) и погладил
скунса по голове, а он как будто не возражал. Так мы пролежали
довольно долго - я его гладил, а он мурлыкал. Потом я отважился
стряхнуть его с себя. После двух или трех неудачных попыток я
кое-как поднялся с земли и пошел к крыльцу, а скунс тащился за мной
по пятам. Я опять сел на крыльцо, взял бутылку и как следует
приложился к ней; это было самое умное, что можно сделать после
стольких треволнений. А пока я пил из горлышка, из-за деревьев
выскользнул реактивный самолет, свечкой взмыл над моим участком, и
все кругом подпрыгнуло на метр-другой. Я выронил бутылку и схватил
ружье, но самолет скрылся из виду, прежде чем я успел взвести курок.
Я отложил ружье и как следует выругался. Только позавчера я
предупреждал полковника - и вовсе не в шутку, - что, если реактивный
самолет еще раз пролетит так низко над моей хижиной, я его
обстреляю. - Безобразие, - говорил я полковнику. - Человек строит
себе хижину, живет тихо-мирно, ни к кому не пристает. Так нет,
правительству непременно надо устроить воздушную базу именно в двух
милях от его дома. Какой может быть мир и покой, когда чертовы
реактивные самолеты чуть не цепляют за дымовую трубу? Вообще-то
полковник разговаривал со мной вежливо. Он напомнил мне, как
необходимы нам воздушные базы, как наша жизнь зависит от самолетов,
которые там размещены, и как он, полковник, старается наладить
маршруты вылетов так, чтобы не тревожить мирное население
окрестностей. Я сказал, что реактивные самолеты вспугивают скунсов,
и он не стал смеяться, а даже посочувствовал и вспомнил, как в
Техасе еще малолеткой ставил на скунсов капканы. Я объяснил, что не
промышляю ловлей скунсов, что я, можно сказать, живу с ними под
одной крышей, что я к ним искренне привязан, по ночам не сплю и
слушаю, как они шныряют взад и вперед под хижиной, а когда слышу
это, то чувствую, что я не одинок, что делю свой кров с другими
тварями божьими. Но тем не менее он не обещал, что реактивные
самолеты больше не будут сновать над моим жильем, и тут-то я
пригрозил обстрелять первый же самолет, который увижу у себя над
головой. Тогда полковник вытащил из письменного стола какую-то книгу
и прочитал мне вслух, что стрельба по воздушным кораблям - дело
незаконное. Но я ничуть не испугался! И надо же такому случиться! Я
сижу в засаде, мимо проходит реактивный самолет, а я прохлаждаюсь с
бутылкой. Я перестал ругаться, как только вспомнил о бутылке, и тут
же услышал бульканье. Она закатилась под крыльцо, я не сразу нашел
ее и чуть с ума не сошел, услышав, как она булькает. Я лег на живот,
дотянулся до того места под ступеньками, куда закатилась бутылка, и
наконец поднял ее, но она уже добулькалась досуха. Я швырнул ее во
двор и, вконец расстроенный, опустился на ступеньки. Тут из темноты
вынырнул скунс, взобрался вверх по ступенькам и уселся рядом со
мной. Я протянул руку, погладил его, и он в ответ замурлыкал. Я
перестал горевать о бутылке. - А ты, право, занятный зверь, - сказал
я. - Что-то я не слыхал, чтобы скунсы мурлыкали. Так мы посидели с
ним, и я рассказал ему обо всех своих неприятностях с реактивными
самолетами, как рассказывает животным человек, когда ему не с кем
поделиться, а порой и когда есть с кем. Я его ни капельки не боялся
и думал, как здорово, что наконец-то хоть один скунс со мной
подружился. Интересно, теперь, когда лед, так сказать, сломан,
может, какой-нибудь скунс переселится из подполья ко мне в комнату?
Затем я подумал: теперь будет о чем порассказать ребятам в кабачке.
Но тут же понял, что, как бы я ни клялся и ни божился, никто не
поверит ни единому моему слову. Вот я и решил прихватить с собой
живое доказательство. Я взял ласкового скунса на руки и сказал: -
Поехали. Надо показать тебя ребятам. Я налетел на дерево и запутался
в старой проволочной сетке, что валялась на дворе, но кое-как
добрался до того места перед домом, где стояла моя Старушка Бетси.
Бетси не была ни самой новой, ни самой лучшей машиной в мире, но
зато отличалась верностью, о которой любой мужчина может только
мечтать. Мы с ней многое пережили вместе и понимали друг друга с
полуслова. У нас было что-то вроде сделки: я мыл ее и кормил, а она
доставляла меня куда надо и всегда привозила обратно. Ни один
разумный человек не станет требовать большего от автомобиля. Я
похлопал Бетси по крылу и поздоровался с ней, уложил скунса на
переднее сиденье и залез в машину сам. Бетси никак не хотела
заводиться. Она предпочитала остаться дома. Однако я потолковал с
ней по-хорошему, наговорил ей всяких ласковых слов, и наконец, дрожа
и фыркая, она завелась. Я включил сцепление и вывел ее на шоссе. -
Только не разгоняйся, - сказал я ей. - Где-то на этом перегоне
автоинспекция ловит злостных нарушителей, так что у нас могут быть
неприятности. Бетси медленно и плавно довезла меня до кабачка, я
оставил ее на стоянке, взял скунса под мышку и вошел в зал. За
стойкой работал Чарли, а в зале было полно народу - Джонни Эшленд,
Скелет Паттерсон, Джек О'Нийл и еще с полдюжины других. Я опустил
скунса на стойку, и он сразу же двинулся к ребятам, будто ему не
терпелось с ними подружиться. А они, как его увидели, так сразу
нырнули под табуреты и столы. Чарли схватил бутылку за горлышко и
попятился в угол. - Эйса, - заорал он, - сейчас же убери эту
пакость! - Да ты не волнуйся, - сказал я, - этот клиент не
скандальный. - Скандальный или не скандальный, проваливай отсюда с
ним вместе! - Убери его ко всем чертям! - хором подхватили
посетители. Я на них здорово разозлился. Подумать только, так лезть
в бутылку из-за ласкового скунса! Все же я смекнул, что их не
переспоришь, подхватил скунса на руки и отнес к Бетси. Я нашел куль
из рогожки, сделал скунсу подстилку и велел сидеть на месте, никуда
не отлучаться - мол, скоро вернусь. Задержался я дольше, чем
рассчитывал, потому что пришлось рассказывать все подробности, а
ребята задавали каверзные вопросы и сыпали шуточками, но никто не
дал мне заплатить за выпивку - все подносили наперебой. Выйдя
оттуда, я не сразу увидел Бетси, а увидев, не сразу подошел -
пришлось с трудом прокладывать к ней курс. Времени на это ушло
порядком, но, поворачивая по ветру то на один галс, то на другой, я
в конце концов подобрался к ней вплотную. Я с трудом попал внутрь,
потому что дверца открывалась не так, как обычно, а войдя, не мог
отыскать ключ. Наконец я все-таки нашел его, но тут же уронил на
пол, а когда нагнулся, то растянулся ничком на сиденье. Там было
страшно удобно, и я решил, что вставать вовсе глупо. Переночую
здесь, и дело с концом! Пока я лежал, у Бетси завелся мотор. Ха!
Бетси надулась и хочет вернуться домой самовольно. Вот какая у меня
машина! Ну чем не жена? Она дала задний ход, развернулась и
направилась к шоссе. У самого шоссе остановилась, поглядела, нет ли
там движения, и выехала на магистраль, направляясь прямехонько
домой. Я нисколько не тревожился. Знал, что могу положиться на Бетси.
Мы с ней многое пережили вместе, и она была умницей, хотя прежде
никогда не ходила домой самостоятельно. Лежал я и удивлялся, как она
раньше до этого не додумалась. Нет на свете машины, которая ближе
человеку, чем автомобиль. Человек начинает понимать свой автомобиль,
а автомобиль приучается понимать человека, и со временем между ними
возникает настоящая привязанность. Вот мне и показалось совершенно
естественным, что настанет день, когда машине можно будет доверять
точно так же, как лошади или собаке, и что хорошая машина должна
быть такой же верной и преданной, как собака или лошадь. Так я
размышлял, и настроение у меня было отличное, а Бетси тем временем
свернула с шоссе на проселок. Но только мы остановились у моей
лачуги, как позади раздался визг тормозов; я услышал, как открылась
дверца чужого автомобиля и кто-то выпрыгнул на гравий. Я попытался
встать, но чуть замешкался, и этот кто-то рывком открыл дверцу,
протянул руку, сгреб меня за шиворот и выволок из машины. На
неизвестном была форма государственного дорожного инспектора, второй
инспектор стоял чуть подальше, а рядом с ним торчал полицейский
автомобиль с красной мигалкой. Я просто диву дался, как это не
заметил, что они за нами гонятся, но тут же вспомнил, что всю дорогу
лежал пластом. - Кто вел машину? - рявкнул тот фараон, что держал
меня за шиворот. Не успел я рта раскрыть, как второй фараон заглянул
в Бетси и проворно отскочил шагов на десять. - Слейд! - взвыл он. -
Там внутри скунс! - Не хочешь ли ты сказать, что скунс сидел за
рулем? - осведомился Слейд. Второй возразил: - Скунс по крайней мере
трезв. - Оставьте-ка скунса в покое, - сказал я им. - Это мой друг.
Он никому не причинил зла. Я шарахнулся в сторону, рука Слейда
выпустила мой воротник, и я метнулся к Бетси. Я ударился грудью о
сиденье, вцепился в руль и попытался втиснуться внутрь. Внезапно
взревев, Бетси сама завелась, из-под ее колес вылетел гравий и
пулеметной очередью ударил в полицейский автомобиль. Бетси
устремилась вперед и, пробив изгородь, вырвалась на шоссе. Она со
всего размаха врезалась в заросли сирени, я вывалился на ходу, а она
понеслась дальше. Я лежал, увязнув в кустах сирени, и следил, как
Бетси выходит на большую дорогу. "Она старалась, как могла, - утешал
я сам себя. - Она пыталась выручить меня, и не ее вина, что я не
усидел за рулем. А теперь ей надо сматываться. И у нее это, видно,
неплохо выходит. А ревет-то как - словно внутри у нее двигатель от
линкора". Инспекторы вскочили в автомобиль и пустились в погоню, а я
стал соображать, как бы выпутаться из сирени. В конце концов я
оттуда выбрался, подошел к парадному крыльцу хижины и уселся на
ступеньках. Тут вспомнил про изгородь и решил, что чинить ее все
равно не стоит - проще пустить на растопку. За Бетси я не очень
беспокоился. Я был уверен, что она не даст себя в обиду. В этом-то я
был прав, потому что немного погодя автоинспекторы вернулись и
поставили свою машину на подъездной дорожке. Они заметили, что я
сижу на ступеньках, и подошли ко мне. - А где Бетси? - спросил я. -
Бетси? А фамилия? - ответил Слейд вопросом на вопрос. - Бетси - это
машина, - пояснил я. Слейд выругался. - Удрала. Идет с незажженными
фарами, делает сто миль в час. Я не я, если она ни во что не
врежется. На это я только головой покачал. - С Бетси ничего такого
не случится. Она знает все дороги на пятьдесят миль в окружности.
Слейд решил, что я над ним просто насмехаюсь. Он схватил меня и,
встряхнув для острастки, поднял на ноги. - Ты за это ответишь. - Он
толкнул меня к другому инспектору, а тот поймал меня на лету. -
Кидай его на заднее сиденье, Эрни, и поехали. Похоже было, что Эрни
не так бесится, как Слейд. Он сказал: - Сюда, папаша. Втащив меня в
машину, они больше не желали со мной знаться. Я ехал с Эрни на
заднем сиденье, а Слейд сидел за рулем. Не проехали мы и мили, как я
задремал. Когда я проснулся, мы как раз въезжали на стоянку у
полицейского управления. Я вылез из машины и хотел было пойти сам,
но они подхватили меня с двух сторон и поволокли силком. Мы вошли в
помещение вроде кабинета, с письменным столом, стульями и скамьей.
За столом сидел какой-то человек. - Что там у вас? - спросил он. -
Будь я проклят, если сам знаю, - ответил Слейд, злой как черт. -
Боюсь, вы нам не поверите, капитан. Эрни подвел меня к стулу и
усадил. - Пойду принесу тебе кофе, папаша. Нам надо с тобой
потолковать. Желательно, чтобы ты протрезвел. Я подумал, что с его
стороны это очень мило. Я вволю напился кофе, в глазах прояснилось,
и все кругом перестало плясать и двоиться - я имею в виду мебель.
Хуже было, когда я принялся соображать. То, что прежде само собой
разумелось, теперь показалось очень странным. Например, как это
Бетси сама отправилась домой. В конце концов меня подвели к столу, и
капитан засыпал меня вопросами о том, кто я такой, когда родился и
где проживаю, но постепенно мы подошли к тому, что было у них на
уме. Я не стал ничего скрывать. Рассказал о реактивных самолетах, о
скунсах и о своем разговоре с полковником. Рассказал о собаках, о
ласковом скунсе и о том, как Бетси разобиделась и пошла домой
самовольно. - Скажите-ка, мистер Бейлз, - спросил капитан, - вы не
механик? Я знаю, вы говорили, что работаете поденно и перебиваетесь
случайным заработком. Но я хочу выяснить, может, вы со своей машиной
что-нибудь намудрили? - Капитан, - ответил я честно, - да я не знаю,
с какого конца берутся за гаечный ключ. - Вы, значит, никогда не
работали над своей Бетси? - Просто ухаживал за ней на совесть. - А
кто-нибудь еще над ней работал? - Да я бы к ней никого и на пушечный
выстрел не подпустил. - В таком случае не можете ли вы объяснить,
как это машина движется сама по себе? - Нет, сэр. Но ведь Бетси
умница... - Вы точно помните, что не сидели за рулем? - Конечно,
нет. Мне казалось нормальным, что Бетси сама везет меня домой.
Капитан в сердцах швырнул на стол карандаш. - Сдаюсь! Он встал из-за
стола. - Пойду сварю еще кофе, - сказал он Слейду. - Может быть, у
вас лучше получится. - Еще одно, - обратился Эрни к Слейду, когда
капитан хлопнул дверью. - Этот скунс... - При чем тут скунс? -
Скунсы не виляют хвостом, - заявил Эрни. - И не мурлыкают. - Этот
скунс проделывал то и другое, - саркастически заметил Слейд. - Это
был особенный скунс. Не скунс, а диво - хвост колечком. Кстати,
скунс действительно ни при чем. Его только прокатили. - Не найдется
ли у вас рюмашечки, а? - спросил я. Мне было здорово не по себе. -
Конечно, - ответил Эрни. Он подошел к шкафчику в углу и вынул оттуда
бутылку. Через окно я увидел, что восток начал светлеть. Скоро
рассвет. Зазвонил телефон. Слейд снял трубку. Эрни подал мне знак, и
я подошел к нему, вернее, к шкафчику. Эрни вручил мне бутылку. -
Только не увлекайся, папаша, - посоветовал он. - Ты ведь не хочешь
снова перебрать, правда? Я и не увлекался. Высосал стакана полтора,
и все. Слейд заорал: - Эй! - Что случилось? - спросил Эрни. Он отнял
у меня бутылку - не то чтобы силой, но вроде того. - Какой-то фермер
обнаружил машину, - сказал Слейд. - Она обстреляла его собаку. -
Она... что собаку? - с запинкой переспросил Эрни. - Так утверждает
этот малый. Он выгнал коров. Было раннее утро. Он собирался на
рыбалку и хотел заблаговременно сделать кое-что по хозяйству. В
конце узкого тупичка, между тремя изгородями, он увидел машину и
решил, что ее здесь бросили. - А что там насчет стрельбы? - Вот
слушай. Собака подбежала к машине и облаяла ее. И вдруг из машины
вырвалась большая искра. Пса сбило с ног. Он встал и давай удирать.
Машина пустила вдогонку ему вторую искру. Угодила псу прямо в ногу.
Этот малый говорит, что у пса вскочили волдыри. Слейд взял курс на
дверь. - Ну, вы там, поторапливайтесь! - Ты нам, может,
понадобишься, папаша, - сказал Эрни. Мы выбежали на улицу и прыгнули
в машину. - Где находится эта ферма? - спросил Эрни. - Западнее
воздушной базы, - ответил Слейд. Фермер поджидал нас на лавочке у
ворот скотного двора. Когда Слейд затормозил, он вскочил на ноги. -
Машина еще там, - доложил он. - Я с нее глаз не спускаю. Оттуда
никто не выходил. - А она не может оттуда выбраться другим путем? -
Никак. Кругом леса да поля. Это тупик. Слейд удовлетворенно хмыкнул.
Он отвел полицейскую машину к началу проулка и развернул ее, надежно
перегородив проезд. - Отсюда дойдем на своих двоих, - заявил он. -
Сразу за тем вон поворотом, - показал фермер. Мы зашли за поворот и
увидели, что там стоит Бетси. - Это моя машина, - сказал я. -
Давайте рассредоточимся, - предложил Слейд. - С нее станется и нас
обстрелять. Он расстегнул кобуру пистолета. - Не вздумайте палить по
моей машине, - предупредил я, но он и бровью не повел. Мы все
четверо рассредоточились и стали подкрадываться к Бетси. Чудно было,
что мы ведем себя, будто она нам враг и надо захватить ее врасплох.
Вид у нее был такой же, как всегда, - обыкновенная развалюшка
дешевой марки, но очень умная и очень преданная. И я все вспоминал:
куда она только меня не возила, а ведь всегда привозила домой. И
вдруг она нас атаковала. Стояла-то она носом к тупику, и ей пришлось
дать задний ход, но это не помешало ей напасть на нас. Она слегка
подпрыгнула и покатила к нам полным ходом, с каждой секундой все
увеличивая скорость, и я увидел, что Слейд выхватил пистолет. Я
выскочил на середину проулка и замахал руками. Не доверял я этому
Слейду. Я боялся, что, если Бетси не подчинится, он изрешетит ее
пулями. А Бетси и не собиралась останавливаться. Она надвигалась на
нас, и притом гораздо быстрее, чем положено такой старой колымаге. -
С дороги, кретин! - завопил Эрни. - Она тебя сшибет! Я отскочил в
сторону, но при этом не больно старался. Я подумал: "Если уж до того
дошло, что Бетси хочет сшибить меня, то стоит ли тогда жить на
свете?" Я споткнулся и растянулся ничком, но, падая, заметил, что
Бетси оторвалась от земли, точно собиралась через меня перепрыгнуть.
Я сразу смекнул, что уж мне-то ничего не угрожает - у Бетси и в
мыслях не было наехать на меня. А Бетси поплыла прямиком в небо;
колеса у нее все еще крутились, будто она взбиралась задним ходом на
невидимый крутой холм. Я перевернулся на спину, сел и давай глядеть
на нее, а поглядеть было на что, это уж поверьте. Она летела
точь-в-точь как самолет. Я просто черт знает как гордился ею. Слейд
стоял разинув рот, опустив руку с пистолетом. Ему и в голову не
пришло стрелять. Скорее всего, он вообще забыл, что у него есть
пистолет. Бетси взмыла над верхушками деревьев и вся засияла,
засверкала под солнцем - двух недель не прошло с тех пор, как я ее
драил, - и я подумал, до чего же это здорово, что она научилась
летать. Тут я увидел реактивный самолет и хотел крикнуть Бетси, чтоб
побереглась, но во рту у меня пересохло, будто туда квасцов
насыпали, - я онемел. Наверное, все это длилось с секунду, но мне
казалось, будто они летят уже целую вечность, - в небе повисла Бетси
и повис самолет, и я знал, что катастрофы не миновать. Потом по
всему небу разлетелись куски металла, а реактивный самолет задымился
и пошел на посадку влево, в сторону кукурузного поля. Я сидел
посреди дороги - руки-ноги стали прямо ватные - и глаз не сводил с
кусков, которые еще недавно были моей Бетси. У меня на душе кошки
скребли. Сердце кровью обливалось от такого зрелища. Обломки машины
с грохотом падали на землю, но один кусок спускался не так
стремительно, как остальные. Он как будто планировал. Я все следил
за ним и недоумевал, с чего это он планирует, когда остальные куски
давно упали, и вдруг заметил, что это крыло машины и что оно
болтается вверх-вниз, словно тоже хочет упасть, но кто-то ему
мешает. Крыло спланировало на землю у опушки леса. Оно легко
опустилось, покачалось и осело на бок. А когда оно оседало, из него
что-то выскочило. Это "что-то" встряхнулось и вприпрыжку умчалось в
лес. Ласковый скунс! К этому времени все метались как угорелые. Эрни
бежал к фермерскому дому - звонить на воздушную базу насчет
самолета, а Слейд с фермером мчались на кукурузное поле, где самолет
пропахал в кукурузе такую межу, что там прошел бы и танковый
дивизион. Я встал и подошел к тому месту, где, как я приметил, упали
куски. Кое-что я нашел - фару (даже стекло на ней не разбилось),
искореженное и перекрученное колесо, металлическую решетку с
радиатора. Я понимал, что это все без толку. Никто уж никогда не
соберет Бетси заново. И вот стоял я с куском хромированного металла
в руке и думал о том, как славно мы с Бетси, бывало, проводили
время, - как она возила меня в кабачок и терпеливо дожидалась, когда
мне захочется домой, и как мы уезжали на рыбалку и вдвоем съедали
там походный ужин, и как осенью подавались к северу охотиться на
оленей. Пока я там стоял, с кукурузного поля вернулись Слейд и
фермер, а между ними плелся летчик. У него был очумелый вид, ноги
подгибались, и он просто висел на своих спутниках. Глаза у него
остекленели, язык заплетался. Дойдя до проулка, они перестали
поддерживать летчика, и тот тяжело опустился наземь. - Какого черта,
- только и спросил он, - неужто стали выпускать летающие автомобили?
Никто ему не ответил. Зато Слейд накинулся на меня: - Эй, папаша!
Оставь в покое обломки! Не смей к ним прикасаться! - У меня есть
полное право к ним прикасаться, - возразил я. - Это моя машина. -
Ничего не трогай! Здесь что-то нечисто. Эта рухлядь, возможно,
покажет, в чем дело, если к ней никто не сунется раньше времени.
Бросил я решетку от радиатора и вернулся в проулок. Мы все четверо
расселись рядком и стали ждать. Летчик, видимо, пришел в себя. Ему
рассекло кожу над глазом, и на лице запеклась кровь, но в общем-то
он был целехонек. Даже попросил сигарету, и Слейд дал ему закурить и
поднес огонек. Мы услышали, как в начале проулка Эрни задним ходом
вывел полицейскую машину из тупичка. Вскорости он подошел к нам. -
Сейчас будут. Он сел рядом с нами. О том, что произошло, мы и словом
не обмолвились. По-моему, все боялись об этом говорить. Не прошло и
четверти часа, как нагрянула вся воздушная база. Сначала появилась
санитарная машина; туда погрузили летчика, и она отъехала, вздымая
клубы пыли. Вслед за санитарной машиной подъехали пожарные, а за
ними - джип с самим полковником. За полковничьим потянулись другие
джипы и три-четыре грузовика, и все машины были битком набиты
солдатами. Мы и глазом моргнуть не успели, как они наводнили всю
округу. Полковник сразу побагровел, - видно, расстроился. Оно и
понятно. Где это видано, чтобы самолет в воздухе налетал на
автомобиль? Громко топая, полковник подошел к Слейду и наорал на
него, а Слейд в ответ тоже заорал, и я удивился, с чего это они так
взъелись друг на дружку, но оказалось - ничего подобного. Просто
такие уж у них голоса, когда они волновались. Кругом все бегали и
суетились и тоже орали, но это продолжалось недолго. Прежде чем
полковник и Слейд перестали шуметь, набежало полным-полно солдат и
инициатива перешла к военно-воздушным силам. Окончив разговор со
Слейдом, полковник подошел ко мне. - Итак, машина была ваша, -
сказал он таким тоном, будто я во всем виноват. - Да, моя, и я
стребую с вас убытки по суду. Машина была первый сорт. Полковник
вперился в меня так, словно хотел убить на месте, и вдруг узнал. -
Постойте-ка, - сказал он. - Это не вы у меня на днях были? - Точно.
Я еще рассказывал вам о своих скунсах. Один из них как раз сидел
сейчас в Старушке Бетси. - Валяйте дальше, приятель, - сказал
полковник. - До меня что-то туго доходит. Только не травите. -
Старушка Бетси - это машина, - объяснил я, - и в ней сидел скунс.
Когда в нее врезался ваш самолет, скунс приземлился на крыле от
машины. - Вы хотите сказать, что скунс... крыло... что... - Он вроде
бы спланировал, - докончил я. - Капрал, - обратился полковник к
Слейду, - что там у него на счету? - Да только езда в пьяном виде, -
ответил Слейд. - Пустяки. - Я хотел бы взять его с собой на базу. -
Буду вам очень признателен, - неуверенным голосом ответил Слейд. - В
таком случае пошли, - сказал полковник, и я проследовал за ним к
джипу. Мы расположились на заднем сиденье, а машину вел солдат -
шпарил как на пожар. Мы с полковником особенно не разговаривали. Мы
только зубы стискивали и надеялись, что доберемся живыми. Так, по
крайней мере, было со мной. Там, на базе, полковник сел за свой
письменный стол, кивком приказал мне занять кресло. Потом откинулся
на спинку стула и давай меня изучать. Счастье, что ничего плохого я
не сделал, иначе под его взглядом я бы, пожалуй, не выдержал и
раскололся. - Вы тут много чего наговорили, - начал полковник. -
Устраивайтесь-ка поудобнее и расскажите все с самого начала, не
пропуская ни единой мелочи. Я стал рассказывать ему все как есть и
пустился во всякие подробности, чтобы втолковать ему мою точку
зрения, а он ничего, не перебивал, только сидел и слушал. Ни разу
еще мне не попадался такой хороший слушатель. Когда я выложил все до
конца, он нашарил на столе блокнот и карандаш. - Давайте-ка
зафиксируем основные выводы, - сказал он. - Вы утверждаете, что
раньше машина никогда не совершала самовольных действий? - Насколько
я знаю, не совершала, - ответил я как на духу. - Но, конечно, она
могла тренироваться в мое отсутствие. - И никогда до сих пор не
летала? Я покачал головой. - А когда она стала проделывать то и
другое, в ней находился этот ваш скунс? - Совершенно верно. - И вы
утверждаете, что после катастрофы скунс спланировал, сидя на крыле
машины? - Крыло перевернулось, а скунс убежал в лес. - Вам не
кажется странным, что крыло планировало, тогда как остальные обломки
просто грохнулись оземь? Я согласился, что это и вправду чудно. -
Теперь о скунсе. Вы утверждаете, что он мурлыкал? - Еще как!
Любо-дорого было слушать! - И вилял хвостом? - Прямо как собака.
Полковник отодвинул блокнот и откинулся на спинку стула. Он сложил
руки на груди, точно обнял себя за плечи. - По личному опыту,
накопленному в детстве при ловле скунсов в капканы, могу вам
сообщить, что скунсы не мурлыкают и никогда не виляют хвостом. - Я
знаю, что у вас на уме, - объявил я, озлившись, - но не так уж я был
пьян. Я сделал глоток-другой, чтобы скоротать время, покуда появится
самолет. Но я видел скунса своими глазами, знаю, что это был именно
скунс, и помню, как он мурлыкал. Ласковый был, будто я ему
понравился, и он... - Ну ладно, - сказал полковник. - Ладно. Сидели
мы и смотрели друг на друга. Ни с того, ни с сего он ухмыльнулся. -
А знаете, - сказал он, - я вдруг понял, что мне нужен адъютант. -
Желающих нет, - ответил я упрямо. - Вы меня и на четверть мили не
подтащите к реактивному самолету. Хоть вяжите по рукам и по ногам. -
Вольнонаемный адъютант. Триста долларов в месяц и полное
обеспечение. - Всю жизнь мечтал толкаться среди военных. - И выпивки
сколько влезет. - Где надо расписаться? - спросил я. Вот так-то я и
стал адъютантом полковника. Я подумал, что у него шарики за ролики
заехали, да и сейчас так думаю. Для него все сложилось бы куда
лучше, если бы он тогда же вышел в отставку. Но он носился со своей
идеей и был из числа тех азартных дураков, что играют ва-банк. Мы с
ним уживались как нельзя лучше, но временами кое в чем расходились.
Началось все с дурацкого требования, чтобы я не отлучался с базы. Я
устроил скандал, но полковник уперся. - Ты выйдешь за ворота,
распустишь слюни и начнешь трепаться, - твердил он. - А мне надо,
чтобы ты прикусил язык и держал его за зубами. Как по-твоему, для
чего я тебя взял на службу? Жилось мне не так уж плохо. Забот и в
помине не было. Просто пальцем не шевелил - никакой работы с меня
никто не спрашивал. Жратва была сносная, комнату с постелью мне
дали, и полковник сдержал слово насчет выпивки. Несколько суток я
полковника вовсе не видел. В один прекрасный день забежал к нему
поздороваться. Только я на порог, как входит сержант с пачкой бумаг
в руке. И будто сам не свой. - Вот рапорт о том автомобиле, сэр, -
доложил он. Полковник взял бумаги и перевернул несколько листов. -
Сержант, я ничего не понимаю. - И я тоже, сэр. - Ну вот это,
например, что? - спросил полковник и ткнул пальцем. - Вычислительное
устройство, сэр. - В автомобилях не бывает вычислительных устройств.
- Вот именно, сэр, то же и я говорю. Но мы нашли место, где оно было
укреплено на моторе. - Укреплено? Приварено? - Ну не совсем
приварено. Оно вроде бы стало частью мотора. Как будто их отлили
вместе. Там не было никаких следов сварки. - А вы уверены, что это
вычислительное устройство? - Так утверждает Коннели, сэр. Он на
вычислительных машинах собаку съел. Однако таких он еще не видывал.
Он говорит, что это устройство работает по совершенно иному
принципу. И полагает, что он очень толковый. Принцип этот, он
говорит... - Продолжайте! - гаркнул полковник. - Он говорит, что по
мощности это устройство в тысячу раз превосходит лучшие наши
вычислительные машины. Он говорит, будто, даже не обладая буйной
фантазией, можно назвать это устройство разумным. - Что вы понимаете
под словом "разумный"? - Вот Коннели уверяет, что такая штука,
возможно, умеет самостоятельно мыслить. - О господи! - только и
выговорил полковник. Он посидел с минуту, словно о чем-то задумался.
Потом перевернул страницу и ткнул в другое место. - А это другой
блок, сэр, - сказал сержант. - Чертеж блока. Что за блок - не
известно. - Не известно! - Мы никогда ничего подобного не видели,
сэр. Мы понятия не имеем, какое у него назначение. Он был связан с
трансмиссией, сэр. - А это? - Результаты химического анализа
бензина. С бензином что-то странное, сэр. Мы нашли бак, весь
искореженный и на себя не похожий, но там еще оставался бензин. Он
не... - Но с какой стати вам вздумалось делать анализ? - Да ведь это
не бензин, сэр. Это что-то другое. Раньше был бензин, но он
изменился, сэр. - У вас все, сержант? Сержанту, как я видел,
становилось жарко. - Нет, сэр, есть еще кое-что. В рапорте все
изложено, сэр. Нам удалось найти большую часть обломков, сэр.
Отсутствуют лишь несколько мелких деталей. В настоящее время мы
работаем над сборкой. - Сборкой... - Может, вернее назвать это
склейкой, сэр... - Машина не будет ходить? - Навряд ли, сэр. Ее
здорово покалечило. Но если бы ее удалось собрать целиком, это был
бы лучший автомобиль в мире. Судя по спидометру, машина прошла
80.000 миль, но ее состояние такое, будто она только вчера с завода.
К тому же она сделана из таких сплавов, что мы просто диву даемся.
Сержант помолчал. - Осмелюсь доложить, сэр, тут дело нечисто. - Да,
да, - сказал полковник. - Вы свободны, сержант. Еще как нечисто!
Сержант повернулся кругом. - Минуточку, - окликнул его полковник. -
Есть, сэр. - Мне очень жаль, сержант, но вам и всему подразделению,
прикомандированному к машине, не разрешается покидать территорию
базы. Я не могу допустить утечки информации. Сообщите своим людям.
Если кто-нибудь пикнет, я с ним живо расправлюсь. - Есть, сэр, -
сказал сержант и вежливо козырнул, но вид у него был такой, словно
он сейчас полковнику глотку перережет. Когда сержант вышел,
полковник сказал мне: - Эйса, если ты что-то знаешь и молчишь, а
потом это выплывет наружу и я окажусь в дураках, то я сверну твою
тощую шею. - Чтоб мне провалиться, - сказал я. Он как-то чудно на
меня посмотрел. - Тебе известно, что это за скунс? Я покачал
головой. - Это вовсе не скунс, - сказал он. - И мы обязаны выяснить,
кто же это. - Но ведь его здесь нет. Он убежал в лес. - Его можно
поймать. - Это мы-то вдвоем? - Зачем вдвоем? На базе две тысячи
солдат. - Но... - Ты думаешь, им не очень-то по вкусу ловить скунса?
- Примерно так. Может, они и пойдут в лес, но сделают все, чтобы не
найти скунса, ни за что не станут ловить. - Станут как миленькие,
если пообещать вознаграждение. Пять тысяч долларов. Я посмотрел на
него так, словно он окончательно спятил. - Поверь, - сказал
полковник, - он того стоит. Всех этих денег, до последнего цента. Я
же говорю, свихнулся человек. В облаву на скунса я не пошел. Я знал,
как мало шансов найти его. К этому времени он мог выбраться за
пределы штата или залезть в такую нору, где его и днем с огнем не
сыщешь. Да и ни к чему мне было пять тысяч долларов. Я получал
хороший оклад и пил вволю. На другой день я зашел к полковнику
покалякать. У него был крупный разговор с военным врачом. - Вы
обязаны отменить свой приказ! - разорялся костоправ. - Не могу я его
отменить! - орал полковник. - Мне необходимо это животное! - Вы
когда-нибудь видели, чтобы скунсов ловили голыми руками? - Нет,
никогда. - У меня уже одиннадцать штук, - сказал костоправ. - Больше
я не потерплю. - Капитан, - ответил полковник, - прежде чем все это
кончится, у вас будет гораздо больше одиннадцати скунсов. - Значит,
вы не отмените приказ, сэр? - Нет. - В таком случае я сам прекращу
это безобразие! - Капитан! - свирепо произнес полковник. - Вы
невменяемы, - заявил костоправ. - Никакой военный трибунал... -
Капитан! Но капитан ничего не ответил. Он повернулся кругом и вышел.
Полковник взглянул на меня. - Иной раз приходится тяжко, - сказал
он. Я понял, что надо срочно найти этого скунса, иначе полковника
смешают с грязью. - А все-таки я в толк не возьму, - сказал я, - на
кой черт вам сдался этот зверь. Обыкновенный скунс, разве что
мурлыкать умеет. Полковник уселся за стол и стиснул голову руками. -
О господи! - простонал он. - До чего же тупы люди! - Это-то да, - не
отставал я, - но все-таки непонятно... - Сам посуди, - сказал
полковник. - Кто-то копался в твоей машине. Ты утверждаешь, что это
не твоя работа. Ты утверждаешь, что не подпустил бы к машине никого
другого. Ребята, которые исследовали обломки, заявляют, что в машине
есть такие премудрые устройства, до каких у нас еще никто не
додумался. - Если вы думаете, что этот скунс... Полковник трахнул
кулаком по столу. - Да какой там скунс! Нечто, _п_о_х_о_ж_е_е_ на
скунса! Нечто, смыслящее в машинах побольше твоего, моего, да и
вообще больше, чем будет когда-нибудь смыслить человек! - Но у него
и рук-то нет. Как, по-вашему, мог он сотворить то, что вы думаете?
Но он не успел мне ответить. С треском распахнулась дверь, и
ввалились двое солдат из караулки. Им было не до того, чтобы
приветствовать полковника по всей форме. - Господин полковник, -
сказал один из них, переводя дух. - Господин полковник, нашли. Даже
не пришлось его ловить. Мы свистнули, и он пошел за нами следом. За
ними, виляя хвостом и мурлыча, вошел скунс. Он сразу подбежал ко мне
и стал тереться о мои ноги. Когда я наклонился и взял его на руки,
он замурлыкал так громко, что я побоялся, не взорвется ли. - Он
самый? - спросил меня полковник. - Он и есть, - подтвердил я.
Полковник схватил телефонную трубку. - Соедините меня с Вашингтоном!
Пентагон! Мне нужен генерал Сандерс! И махнул нам рукой. - Вон
отсюда! - Но, господин полковник, вознаграждение... - Получите! А
теперь убирайтесь! Вид у него был, как у человека, которому только
сейчас объявили, что его не расстреляют на рассвете. Мы повернулись
через правое плечо и вышли из кабинета. У двери с винтовками в руках
топтались четыре субъекта устрашающего вида, типичные техасские
гангстеры. - Ты на нас не обращай внимания, друг, - сказал мне один
из них. - Мы всего-навсего твои телохранители. Это и вправду были
мои телохранители. Ни на шаг от меня не отставали - куда я, туда и
они. И с нами ходил скунс. Поэтому они ко мне и прилипли. Я-то им
был до лампочки. Это скунса надо было охранять. А скунс привязался
ко мне - клещами не оторвешь. Он шел за мной по пятам и шмыгал у
меня между ботинками, но по большей части ему хотелось, чтобы я
таскал его на руках или сажал себе на плечо. И он все время
мурлыкал. То ли смекнул, что я ему настоящий друг, то ли считал меня
простофилей. Жить стало трудновато. Скунс спал вместе со мной, и в
моей комнате ночевали все четыре охранника. В отхожее место я шел со
скунсом и одним охранником, а остальные трое околачивались
поблизости. Я ни на миг не оставался один. Я говорил, что это
непорядочно. Я говорил, что это неконституционно. Ничего не
помогало. Деться было некуда. Охранников было двенадцать штук, и
работали они в три смены, по восемь часов каждая. Несколько дней я
не видел полковника и подумал, что это странно: раньше он себе места
не мог найти, пока не заполучит скунса, а теперь ему до скунса и
дела нет. А я тем временем пораскинул умом насчет того, что говорил
полковник о скунсе: будто это и не скунс вовсе, а существо, по виду
схожее со скунсом, и будто оно знает о чем-то побольше нашего. И чем
дольше я об этом думал, тем больше верил в то, что полковник,
пожалуй, прав. Но все-таки казалось невероятным, чтобы какая-то
безрукая тварь разбиралась в машинах, не говоря уж о том, чтобы
мудрить с ними. Но тут я вспомнил, как мы с Бетси всегда понимали
друг друга, и, более того, представил себе, что человек и машина
сближаются настолько, что могут друг с другом беседовать, и тогда
человек, даже безрукий, может помочь машине улучшиться. И хоть,
когда говоришь это вслух, получается что-то вроде нелепицы, но в
глубине души мне казалось, что так и должно быть, и как-то тепло
становилось при мысли о том, что человек и машина могут стать
закадычными друзьями. Если на то пошло, не такая уж это нелепость.
Быть может, говорил я себе, когда зашел в кабачок и оставил скунса в
машине, то скунс оглядел ее и пожалел эту старую колымагу, как мы с
вами пожалели бы бездомную кошку или больную собаку. И, может быть,
скунс тут же, на месте, решил починить ее, как умеет; с него сталось
бы и металлом разжиться где-нибудь, где не скоро хватятся, чтобы
смастерить вычислитель и все эти хитроумные штучки. Кто его знает,
может, до него не доходило, хоть тресни, как это их не было в машине
с самого начала. Может, он считал, что машина без этих штучек вообще
не машина. А скорее всего, подумал, что Бетси неисправна. Охранники
прозвали скунса Вонючкой, и это были враки, потому что от него
ничуть не пахло - редко я встречал таких спокойных и воспитанных
зверей. Я сказал охранникам, что это несправедливо, но они только
ржали надо мной, и вскорости об этой кличке прознала вся база, и,
куда бы мы ни шли, отовсюду нам кричали: "Эй, Вонючка!" Скунс, как
видно, ничего не имел против, и я тоже в мыслях стал называть его
Вонючкой. Так я сам додумался, что Вонючка мог починить Бетси и
почему он ее чинил. Но одного я никак не уразумел - откуда он вообще
взялся? Думал я, думал, но так ничего и не надумал, кроме каких-то
глупостей, и даже сам решил, что это уж слишком. Разок-другой я
заходил к полковнику, но сержанты и лейтенанты гнали меня в три шеи
и мы с ним так и не повидались. Я обиделся и решил туда больше не
соваться, пока он меня не позовет. В один прекрасный день он меня
позвал. Прихожу я и вижу: у него в кабинете полным-полно важных
шишек. Полковник как раз переговаривался с каким-то старым, седым,
свирепым старикашкой, у него был нос крючком, зубастая пасть и
звезды на погонах. - Генерал, - обратился к старикашке полковник, -
разрешите представить вам ближайшего друга Вонючки. Генерал подал
мне руку. Вонючка помурлыкал ему, сидя на моем плече. Генерал
хорошенько вгляделся в Вонючку. - Полковник, - сказал он, - от души
надеюсь, что вы не заблуждаетесь. В противном случае, если
когда-нибудь дойдет до огласки, военно-воздушные силы погибли. Армия
и флот будут потешаться над нами еще десятки лет, да и конгресс нам
никогда не простит такого розыгрыша. Полковник судорожно глотнул: -
Уверяю вас, сэр, я не заблуждаюсь. - Не знаю, как это я дал себя
уговорить, - разворчался генерал. - Более сумасбродный план и
представить себе невозможно. Он еще раз поглядел на Вонючку. -
По-моему, скунс как скунс, - заметил генерал. Полковник представил
меня группе других полковников и куче майоров, а с капитанами, если
они там вообще были, возиться не стал, и все жали мне руку, а
Вонючка им мурлыкал - получалось очень уютно. Один из полковников
подхватил Вонючку на руки, но тот стал отчаянно брыкаться и все
рвался ко мне. Генерал сказал: - Кажется, он предпочитает именно
ваше общество. - Он мой друг, - объяснил я. После ленча полковник с
генералом зашли за мной и Вонючкой и все мы отправились в ангар. Там
навели порядок, и в ангаре стоял только один самолет, из новейших
реактивных. Нас поджидала целая толпа - были и военные, но больше
все спецы в гражданской одежде или в грубых бумажных комбинезонах.
Некоторые держали в руках инструменты - так я считаю, - хотя я
эдаких диковин сроду не видывал. И всюду были понаставлены какие-то
аппараты. - А теперь, Эйса, - сказал полковник, - сядь в этот
реактивный самолет вместе с Вонючкой. - А чего там делать? - спросил
я. - Да просто посиди. Но только ничего не трогай. Иначе ты нам все
испортишь. Мне показалось, что дело тут нечисто, и я заколебался. -
Не бойтесь, - успокоил меня генерал. - Вам ничего не грозит. Входите
смелей и усаживайтесь. Так я и сделал, и получилось вовсе глупо. Я
вскарабкался туда, где полагается сидеть пилоту, и уселся в его
кресло; ну и местечко! Повсюду торчала всякая чертовщина, какие-то
приборы и невиданные штучки. Я не смел шелохнуться, до того боялся
их задеть - бог его знает, что бы могло стрястись. Вошел я, значит,
уселся и некоторое время развлекался тем, что глазел на все эти
диковины и гадал, для чего они служат, но почти ни разу не угадал. В
конце концов я осмотрел все в сотый раз и стал ломать себе голову,
чем бы еще заняться, а делать было нечего, скучища смертная. Но тут
я вспомнил, сколько денег заколачиваю, сколько даровой выпивки
получаю, и подумал, что ради всего этого можно просидеть любое
кресло. А Вонючка вообще не обратил ни на что внимания. Он
пристроился у меня на коленях и заснул - так мне, во всяком случае,
казалось. Он-то себя не утруждал, это уж точно. Лишь время от
времени приоткрывал один глаз или поводил ухом, только и всего.
Поначалу я об этом не думал, но, когда посидел там час или около
того, до меня вдруг дошло, зачем они затащили нас с Вонючкой в
самолет. Они надеются, подумал я, что, если посадят в самолет
Вонючку, он и этот самолет пожалеет и проделает с ним такую же
штуку, как с Бетси. Но если они так полагают, то наверняка останутся
в дураках: ведь Вонючка решительно ничего не стал делать, только
свернулся клубочком и заснул. Мы просидели несколько часов, а потом
нам сказали, что можно вылезать. Тут-то и закрутилась операция
"Вонючка". Так они называли всю эту бодягу. Просто умора, каких
только названий не выдумает военная авиация! Это тянулось несколько
дней. Утром мы с Вонючкой вставали, несколько часов сидели в
самолете, делали перерыв на обед и возвращались еще на несколько
часов. Вонючка как будто не возражал. Ему было все равно, где
сидеть. Он только и делал, что сворачивался клубочком у меня на
коленях, и через пять минут уже дремал. Насколько я мог судить, дело
не двигалось ни на шаг, но с каждым днем генерал, полковник и спецы,
что наводняли ангар, распалялись все больше и больше. Видно было,
что им до смерти охота почесать языки, но они сдерживались.
Очевидно, работа не кончалась и после того, как мы с Вонючкой
уходили. Каждый вечер в ангаре горел свет, спецы вкалывали вовсю, а
вокруг них охраны было видимо-невидимо. В один прекрасный день тот
реактивный самолет, в котором мы сидели, выкатили из ангара, вместо
него поставили другой, и все повторилось снова-здорово. Опять ничего
не произошло. Однако атмосфера в этом ангаре до того накалилась,
что, казалось, все вот-вот вспыхнет. Ума не приложу, что там такое
творилось. Постепенно это состояние напряженности передалось всей
базе, и началось что-то совершенно невероятное. Вам и во сне не
снилась воинская часть, которая бы так проворно пошевеливалась.
Приехала бригада строителей и давай строить новые корпуса, а как
только они были готовы, там разместили какие-то машины. Приезжали
все новые и новые люди, и очень скоро база превратилась в
растревоженный муравейник. Однажды я вышел погулять (а охранники
тащились рядом) и увидел такое, что аж глаза выпучил. Всю базу
обносили четырехметровым забором, увенчанным колючей проволокой. А
по эту сторону забора было столько охранников, что они чуть не
наступали друг другу на пятки. Вернулся я с прогулки перепуганный,
потому что, судя по всему, меня силком втянули в какое-то чересчур
сложное и темное дело. До сих пор я полагал, что речь идет только о
полковнике, который слишком выслуживался перед начальством и теперь
никак это не расхлебает. Все время я очень жалел полковника: ведь
генерал, судя по его роже, был из тех типов, что позволяют водить
себя за нос лишь до поры до времени, а потом раз - и к ногтю.
Примерно в то же время посреди одной из взлетных полос стали рыть
огромный котлован. Как-то раз я подошел взглянуть на него и только
диву дался. Была хорошая, ровная взлетная полоса, стоила больших
денег, а теперь в ней роют яму - не иначе как хотят сделать бассейн
для плавания. Я порасспросил кое-кого, но люди, к которым я
обращался, то ли сами ничего не знали, то ли знали, да помалкивали.
А мы с Вонючкой все сидели в самолетах. Теперь это был шестой по
счету. Но ничто не менялось. Я сидел и скучал до одури, а Вонючка не
унывал. Как-то вечером полковник передал через сержанта, что хочет
меня видеть. Я вошел, сел и посадил Вонючку на письменный стол. Он
разлегся на полированной крышке и стал переводить глаза с меня на
полковника. - Эйса, - сказал полковник, - по-моему, все идет хорошо.
- Вы хотите сказать, что добились своего? - Мы добились неоспоримого
преимущества в воздухе. Теперь мы опередили остальные страны на
добрый десяток лет, если не на все сто, - в зависимости от того,
насколько нам удастся все освоить. Теперь нас никому не догнать. -
Но ведь Вонючка только и делал, что спал! - Он только и делал, -
сказал полковник, - что реконструировал каждый самолет. В ряде
случаев он применял совершенно непонятные принципы, но голову даю на
отсечение, немного погодя мы их поймем. А в других случаях изменения
были так просты и так очевидны, что просто удивительно, как это мы
сами до них не додумались. - Полковник, а кто такой Вонючка? - Не
знаю, - ответил он. - Вы же что-то подозреваете. - Безусловно. Но
это только подозрение, не более. Мне страшно даже подумать об этом.
- Меня не так-то легко застращать. - Ну что же, в таком случае...
Вонючка не похож ни на что земное. Мне кажется, он с другой планеты,
а может быть, даже из другой звездной системы. По-моему, он совершил
к нам космический перелет. Как и зачем, не имею представления.
Возможно, звездолет потерпел аварию, а Вонючка сел в спасательную
ракету и прилетел на Землю. - Но если у него была ракета... - Мы
прочесали каждый квадратный метр на много миль в окружности. - И
ничего не нашли? - Ничего, - сказал полковник. Переварить такую идею
было трудновато, но я с этим справился. Затем я подумал о другом. -
Полковник, - сказал я, - по вашим словам, Вонючка починил самолеты,
и они стали даже лучше новых. Как же он мог это сделать, когда у
него нет рук и он только спал и ни до чего ни разу не дотронулся? -
А как по-твоему? - спросил полковник. - Я выслушал уйму догадок. Из
них только одна не совсем лишена смысла, да и то с натяжкой, - это
телекинез. Ну и словечко! - А что это значит, полковник? Этим
словечком я собрался ошарашить ребят в кабачке, если когда-нибудь
попаду туда снова, и хотел употребить его кстати. - Передвижение
предметов усилием мысли, - объяснил полковник. - Да ведь он ничего
не передвигал, - возразил я. - Все новые устройства в Бетси и в
самолетах взялись прямо изнутри, никто ничего не вставлял. - При
телекинезе и это возможно. Я задумчиво покачал головой. - А мне все
иначе мыслится. - Валяй, - вздохнул полковник. - Послушаем и твою
теорию. Не понимаю, с какой стати ты должен быть исключением. -
По-моему, у Вонючки, если можно так выразиться, легкая рука на
машины, - сказал я. - Знаете, как у некоторых людей бывает легкая
рука на растения, а вот у него... Полковник одарил меня долгим
жестким взглядом из-под нахмуренных бровей, потом медленно склонил
голову. - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Новые узлы и детали никто
не вставлял и не переставлял. Они наросли. - Что-то в этом роде.
Может быть, он умеет оживлять машины и все улучшает их, отращивая
детали, чтобы машины стали счастливее и повысили свой КПД. - В твоем
изложении это звучит глупо, - проворчал полковник, - но вообще-то
здесь намного больше смысла, чем во всех прочих рассуждениях.
Человек работает с машинами - я говорю о настоящих машинах - всего
лишь лет сто, от силы двести. Если поработать с ними десять тысяч
или миллион лет, это покажется не таким уж глупым. Мы долго молчали,
уже наступили сумерки, а мы оба все думали, и, наверное, об одном и
том же. Думали о черной бездне, лежащей за пределами Земли, и о том,
как Вонючка пересекал эту бездну. Пытаясь представить себе, из
какого мира он прибыл, почему расстался со своим миром и что
случилось с ним в черной бездне, что вынудило искать убежища на
Земле. И оба, наверное, думали о том, какая ирония судьбы занесла
его на планету, где он похож на зверька, от которого все норовят
держаться подальше. - Чего я никак не пойму, - нарушил молчание
полковник, - так это зачем ему такие хлопоты? Почему он это делает
ради нас? - Он это делает не ради нас, а ради самолетов, - ответил
я. - Он их жалеет. Дверь распахнулась, и, громко топая, вошел
генерал. Он торжествовал. В комнате сгустилась тьма, и вряд ли он
меня увидел. - Разрешение получено! - радостно объявил он. - Корабль
прибудет завтра. Пентагон не возражает. - Генерал, - сказал
полковник, - мы чересчур торопим события. Пора заложить какие-то
основы для понимания самой сути. Мы ухватили то, что лежало на
поверхности. Мы использовали этого зверька на всю катушку. Мы
получили колоссальную информацию... - Но не ту, что нам нужна! -
рявкнул генерал. - До сих пор мы занимались опытами. А вот
информации по А-кораблю у нас нет. Вот что необходимо нам в первую
очередь. - Точно так же нам необходимо понять это существо. Понять,
каким образом оно все делает. Если бы с ним можно было
побеседовать... - Побеседовать! - генерал совсем взбесился. - Да,
побеседовать! - не испугался полковник. - Скунс все время мурлыкает.
Может быть, это способ общения. Нашедшие его солдаты только
свистнули, и он пошел за ними. Это было общение. Будь у нас хоть
капля терпения... - У нас нет времени на такую роскошь, как
терпение, полковник. - Генерал, нельзя же так - просто выжать его
досуха. Он сделал для нас очень много. Отплатим же ему хоть
чем-нибудь. Ведь он-то проявляет необычайное терпение - ждет, пока
мы установим с ним контакт, и надеется, что когда-нибудь мы признаем
в нем разумное существо! Они орали друг на друга, и полковник,
должно быть, позабыл о моем присутствии. Мне стало неудобно. Я
протянул Вонючке руки, он прыгнул прямо ко мне. На цыпочках я
прокрался через весь кабинет и незаметно вышел. В ту ночь я лежал в
постели, а Вонючка свернулся клубком поверх одеяла у меня в ногах. В
комнате сидели четыре охранника, тихие, как настороженные мыши. Я
поразмыслил над тем, что сказал генералу полковник, и сердце мое
потянулось к Вонючке. Я вообразил, как было бы ужасно, если бы
человека вдруг выкинули в мир скунсов, которым плевать на него, - им
интересно разве только то, что он умеет рыть самые глубокие и
гладкие норы, какие приходилось видеть скунсам, и делает это быстро.
И вот человек должен вырыть столько нор, что скунсам некогда
постараться понять этого человека, потолковать с ним или выручить
его. Лежал я, жалел Вонючку и убивался, что ничем не могу ему
помочь. Тогда он полез ко мне по одеялу, забрался под простыню, я
высвободил руку и крепко прижал его к себе, а он мне тихонько
замурлыкал. Так мы с ним и заснули. На другой день появился
А-корабль, последний из трех изготовленных, но все еще
экспериментальный. На вид это было просто чудище, и мы стояли на
порядочном расстоянии от цепи охранников и смотрели, как он, лихо
маневрируя, садится торцом в заполненный водой котлован. По трапу
спустился экипаж корабля - свора наглых юнцов. За ними подъехала
моторка. Наутро мы отправились к кораблю. Я сидел в моторке вместе с
генералом и полковником, и, пока лодка качалась у трапа, они опять
успели разойтись во мнениях. - Я по-прежнему считаю, что это
рискованно, генерал, - сказал полковник. - Одно дело - баловаться с
реактивными самолетами, совершенно другое - атомный корабль. Если
Вонючке вздумается мудрить с реактором... Не разжимая губ, генерал
процедил: - Приходится идти на риск. Полковник пожал плечами и полез
вверх по трапу. Генерал подал мне знак, и я тоже полез, а Вонючка
сидел у меня на плече. За нами последовал генерал. Раньше мы с
Вонючкой сидели в самолетах вдвоем, но тут на борту оказалась еще
бригада техников. Места хватало, а они ведь только так и могли
выяснить, что делает Вонючка в часы своей работы. Как дошло до
А-корабля, так им приспичило выяснить все доподлинно. Я уселся в
кресло пилота. Вонючка примостился у меня на коленях. Полковник
побыл с нами, но вскоре ушел, и мы остались вдвоем. Я нервничал. То,
что полковник говорил генералу, показалось мне дельным. Но день
прошел, ничего не случилось, и я стал склоняться к мысли, что
полковник ошибся. Так продолжалось четыре дня, и я притерпелся.
Перестал нервничать. На Вонючку можно положиться, твердил я себе. Он
ничего не сделает нам во вред. Техники держались бодро, с
генеральской физиономии не сходила улыбка: судя по всему, Вонючка не
обманул ничьих надежд. На пятый день, когда мы плыли к кораблю,
полковник сказал: - Сегодня кончаем. Я рад был это слышать. Мы уже
совсем было собрались сделать перерыв на обед, как вдруг все
началось. Не скажу точно, как это вышло, - но все перемешалось в
голове. Будто бы кто-то закричал, но на самом-то деле никто не
кричал. Я приподнялся в кресле и снова сел. Кто-то крикнул еще раз.
Я знал, что вот-вот случится что-то страшное. Я это нутром чуял. Я
знал, что надо срочно уносить ноги с А-корабля. Меня охватил страх,
безотчетный страх. Но сквозь этот страх и наперекор ему я помнил,
что мне нельзя уйти. Я должен был остаться - за это мне платили
деньги. Я вцепился в ручки кресла и против воли остался. Вдруг я
почувствовал панический ужас и тут уж ничего не мог поделать.
Справиться с ним не было сил. Я вскочил с кресла, уронив с колен
Вонючку. Добрался до двери, с трудом открыл ее и обернулся назад. -
Вонючка! - позвал я. Я стал пересекать кабину, чтобы взять его на
руки, но на полпути меня снова одолел такой страх, что я повернулся
и стремглав помчался прочь, не разбирая дороги. Я кубарем скатился
по лесенке, а внизу слышался топот и вопли перепуганных людей. Тогда
я понял, что мне не померещилось и что я вовсе не трус, - что-то на
самом деле было неладно. Когда я добрался до люка, к нему уже
хлынула толпа, и люди, толкаясь, бросились по трапу вниз. С берега
выслали моторку. Кто-то спрыгнул с трапа в воду и пустился вплавь.
По полю к водному котловану наперегонки шпарили санитарные и
пожарные машины, а над строениями, возведенными в честь операции,
завывала сирена - истошно, словно кошка, которой наступили на хвост.
Я вгляделся в окружающих. У всех были напряженные, бледные лица, и
мне стало ясно, что все напуганы не меньше моего, но я почему-то не
перетрусил пуще прежнего, а даже почти успокоился. А люди все
кувыркались вниз по трапу и плюхались в воду, и я твердо знаю, что
если бы за ними кто-нибудь следил по хронометру, то были бы побиты
все рекорды скоростных заплывов. Я встал в очередь на выход, опять
вспомнил о Вонючке, вышел из очереди и бросился его спасать. Однако,
когда я наполовину поднялся по лесенке, от моей храбрости и следа не
осталось и я не рискнул идти дальше. Смешнее всего, что я не могу
объяснить, отчего так струхнул. Я в числе последних спустился по
трапу и втиснулся в моторку, которая была так перегружена, что еле
доползла до твердой земли. Здесь вовсю суетился военный врач,
требуя, чтобы пловцов немедленно отправили на дезактивацию, повсюду
метались и кричали люди, с незаглушенными моторами стояли пожарные
машины и по-прежнему надрывалась сирена. - Назад! - закричал кто-то.
- Бегите! Все назад! И все мы, конечно, разбежались, как стадо овец,
которым явилось привидение. Тут раздался неописуемый рев, и все мы
обернулись. Из котлована медленно поднимался атомный корабль. Под
ним кипела и бурлила вода. Корабль взмыл в воздух плавно, грациозно,
без единого толчка или сотрясения. Он взлетел прямо в небо, миг - и
его не стало. Внезапно я понял, что кругом мертвая тишина. Никто не
смел пошевелиться. Все затаили дыхание. Только стояли и глаз не
сводили с неба. Сирена давно умолкла. Я почувствовал, как кто-то
тронул меня за плечо. Это был генерал. - А Вонючка? - спросил он. -
Не захотел пойти за мной, - ответил я, чувствуя себя последним
подонком. - А вернуться за ним было страшно. Генерал круто
повернулся и взял курс на другой конец поля. Я кинулся за ним, сам
не знаю зачем. Он перешел на бег, и я вприпрыжку понесся бок о бок с
ним. Мы ураганом ворвались в оперативный корпус и, перепрыгивая
через ступеньки, взлетели по лестнице на станцию слежения. Генерал
рявкнул: - Засекли? - Да, сэр, в данный момент мы его ведем. -
Хорошо, - произнес генерал, тяжело дыша. - Прекрасно. Надо сбить его
во что бы то ни стало. Сообщите курс. - Прямо вверх, сэр. Он все еще
идет вверх. - Сколько прошел? - Около пяти тысяч миль, сэр. - Не
может быть! - взревел генерал. - Он не может летать в космическом
пространстве! Он повернулся и наскочил на меня. - Прочь с дороги!
Топая, он сбежал вниз по лестнице. Я спустился вслед за ним, но,
выйдя из здания, пошел в другую сторону. Я миновал административный
корпус, возле которого стоял полковник. Мне не хотелось
останавливаться, но он меня окликнул. - Хорошо получилось, - сказал
полковник. - Я старался увести его, - стал я оправдываться, - но он
ни за что не шел. - Еще бы. Как по-твоему, что нас вспугнуло? Я
перебрал в уме все как было и нашел только один ответ: - Вонючка? -
Конечно. Он ждал, пока не завладеет чем-то вроде А-корабля и не
переоборудует его для космического рейса. Но сначала ему надо было
избавиться от нас, вот он нас и выгнал. Над этим я тоже поразмыслил.
- Значит, он все-таки сродни скунсу. - То есть? - покосился на меня
полковник. - Я все не мог смириться с тем, что его называют
Вонючкой. Мне казалось, что это несправедливо: никакого запаха - и
такое прозвище. Но, как видно, запах у него все-таки был - вы,
наверное, сказали бы, что это запах мысли, - и настолько сильный,
что все сбежали с корабля. Полковник кивнул: - Все равно, я рад, что
у него получилось. Он уставился в небо. - Я тоже, - сказал я.
Правда, я все же обиделся на Вонючку. Мог хотя бы попрощаться. На
Земле у него не было друга лучше меня, и то, что он вытурил меня
наравне со всеми остальными, казалось просто свинством. Сейчас мне
так не кажется. Я по-прежнему не знаю, с какого конца берутся за
гаечный ключ, но теперь у меня новая машина, купленная на те деньги,
что я заработал на воздушной базе. Между прочим, эта машина умеет
ездить сама собой, вернее, уметь-то умеет, но ездит только на тихих
сельских дорогах. При оживленном уличном движении она начинает
дрейфить. Где уж ей до старушки Бетси! Впрочем, я мог бы исправить
дело в два счета. Так я стал думать с тех пор, как моя новая машина
перепрыгнула через поваленное дерево, лежащее поперек шоссе. Да,
Вонючка оставил мне кое-что на память: я, например, любую машину
могу сделать летающей. Только не желаю с этим связываться. Мне вовсе
не хочется, чтобы со мной обращались так же, как с Вонючкой.